В 1992 году в одну из ночей мне приснился страшный сон. Я увидел старика, сидящего в инвалидной коляске. На его седой с рыжиной, клочковатой бороде были остатки пищи. В голубых глазах застыли ужас и безумие.
Этот сон произвёл на меня настолько сильное впечатление, что я не мог заснуть в течение часа или более того, а молился и сосредотачивался на растворении образа старика в бесформенном свете. Наконец, моё волнение улеглось.
В тот период я искал какую-то работу, а на следующее утро мне позвонили с неожиданным предложением заняться уходом за стариками. Я согласился. Медбрат, знакомивший меня с обязанностями, возил меня от дома к дому, где проживали подопечные, которым мне предстояло оказывать помощь при купании, переодевании, реже – в кормлении или иной дополнительной помощи. Со следующего дня я начал работать самостоятельно.
Через две недели меня направили по новому адресу. Дверь открыла старая женщина, пустив меня вовнутрь. Она объяснила, что в уходе нуждается её парализованный муж. Когда мы оказались в комнате, где находился больной, то я замер от удивления. Передо мной сидел тот самый старик, которого я видел две недели назад во сне. Он сидел в той же позе. В его седой с рыжиной бороде были комки пищи, а в голубых глазах застыли те самые ужас и безумие, которые пробудили меня в холодном поту.
Ум этого старика пребывал в адах крика, где страдальцы кричат не ради получения помощи, а стараясь заглушить своим криком отчаяние и опустошённость собственных чувств. Хотя больной старик не мог ни двигаться, ни говорить, но его внутренний мир разрывался от неслышных для окружающим воплей. Эти-то вопли и были восприняты мной в ночном кошмаре. Ады крика формируются в сознании существ в результате накоплений дурной, грубой и неприязненной речи, внешней и внутренней. Мы можем даже не замечать собственной дурной речи, но её присутствие можно легко установить по наличию в нашем сознании отвращения к другим людям и миру в целом. Это отвращение постепенно превращается в ады крика.
Страх и безумие, исходившие от старика были очень велики, но ночные молитва и созерцание, проведённые мной на две недели ранее, помогли различить пустоту и временность этих состояний при встрече с ними на физическом уровне и не испытывать отвращения к моему подопечному.
Author
В 1992 году в одну из ночей мне приснился страшный сон. Я увидел старика, сидящего в инвалидной коляске. На его седой с рыжиной, клочковатой бороде были остатки пищи. В голубых глазах застыли ужас и безумие.
Этот сон произвёл на меня настолько сильное впечатление, что я не мог заснуть в течение часа или более того, а молился и сосредотачивался на растворении образа старика в бесформенном свете. Наконец, моё волнение улеглось.
В тот период я искал какую-то работу, а на следующее утро мне позвонили с неожиданным предложением заняться уходом за стариками. Я согласился. Медбрат, знакомивший меня с обязанностями, возил меня от дома к дому, где проживали подопечные, которым мне предстояло оказывать помощь при купании, переодевании, реже – в кормлении или иной дополнительной помощи. Со следующего дня я начал работать самостоятельно.
Через две недели меня направили по новому адресу. Дверь открыла старая женщина, пустив меня вовнутрь. Она объяснила, что в уходе нуждается её парализованный муж. Когда мы оказались в комнате, где находился больной, то я замер от удивления. Передо мной сидел тот самый старик, которого я видел две недели назад во сне. Он сидел в той же позе. В его седой с рыжиной бороде были комки пищи, а в голубых глазах застыли те самые ужас и безумие, которые пробудили меня в холодном поту.
Ум этого старика пребывал в адах крика, где страдальцы кричат не ради получения помощи, а стараясь заглушить своим криком отчаяние и опустошённость собственных чувств. Хотя больной старик не мог ни двигаться, ни говорить, но его внутренний мир разрывался от неслышных для окружающим воплей. Эти-то вопли и были восприняты мной в ночном кошмаре. Ады крика формируются в сознании существ в результате накоплений дурной, грубой и неприязненной речи, внешней и внутренней. Мы можем даже не замечать собственной дурной речи, но её присутствие можно легко установить по наличию в нашем сознании отвращения к другим людям и миру в целом. Это отвращение постепенно превращается в ады крика.
Страх и безумие, исходившие от старика были очень велики, но ночные молитва и созерцание, проведённые мной на две недели ранее, помогли различить пустоту и временность этих состояний при встрече с ними на физическом уровне и не испытывать отвращения к моему подопечному.
