Во дворе двухэтажного особняка ходили куры и петух. Я прислонил свой велосипед к забору и остановился, прежде чем войти вовнутрь дома, желая побыть в солнечном тепле и безмятежности. Петух начал оглядывать меня, обходя по кругу, а несколько кур удалились на приличное расстояние. Однако почти тут же из дома навстречу ко мне вышел приземистый, крепкого вида седоватый мужчина. Он оказался сыном старика, которому я должен был оказать помощь в купании. Мужчина явно испытывал неловкость и старался быть очень любезным. Он объяснил мне, что его отец не понимает, что он говорит и попросил не обращать внимания на проклятия, которые тот бормочет.
Мы прошли в тёмный холл и в глубине, на кровати в ворохе одеял я увидел движение. Тот, кто был под одеялами, натянул их себе на голову. Мужчина подошёл к кровати и стал уговаривать отца искупаться. В конце концов, тот выглянул из-под одеял и спустил ноги с кровати. В полумраке блеснули его глаза. Сын старика начал открывать окна, впуская солнечный свет, но старик начал ругаться и кричать, что всё должно быть закрыто. Сын быстро сдался, сказав мне тихо, что он откроет окна, когда отец будет купаться.
Этот старик был безумен, но он отлично понимал, что говорит проклятия. Он говорил их исподтишка, воровито поглядывая на меня. Уже вскоре он сказал нечто, прояснившее его душевное состояние. «Ты пришёл, чтобы украсть у меня что-то», – сказал старик, «но я слежу за всем, так что у тебя ничего не получится!». Теперь я понял, что проклятия, закрывание окон и страх, от которого он прятался в ворохе одеял являются звеньями цепи навязчивых мыслей о деньгах и имуществе. Парадоксально, но прячась под одеялами, этот старик чувствовал себя дозорным.
Кто-то из домашних за время купания старика высыпал во дворе просо, и теперь куры и петух были очень заняты. Сталкиваясь и кудахча, они уже не обратили внимание ни на то, как я появился во дворе, ни на то, как я сел на велосипед и уехал.
Author
Во дворе двухэтажного особняка ходили куры и петух. Я прислонил свой велосипед к забору и остановился, прежде чем войти вовнутрь дома, желая побыть в солнечном тепле и безмятежности. Петух начал оглядывать меня, обходя по кругу, а несколько кур удалились на приличное расстояние. Однако почти тут же из дома навстречу ко мне вышел приземистый, крепкого вида седоватый мужчина. Он оказался сыном старика, которому я должен был оказать помощь в купании. Мужчина явно испытывал неловкость и старался быть очень любезным. Он объяснил мне, что его отец не понимает, что он говорит и попросил не обращать внимания на проклятия, которые тот бормочет.
Мы прошли в тёмный холл и в глубине, на кровати в ворохе одеял я увидел движение. Тот, кто был под одеялами, натянул их себе на голову. Мужчина подошёл к кровати и стал уговаривать отца искупаться. В конце концов, тот выглянул из-под одеял и спустил ноги с кровати. В полумраке блеснули его глаза. Сын старика начал открывать окна, впуская солнечный свет, но старик начал ругаться и кричать, что всё должно быть закрыто. Сын быстро сдался, сказав мне тихо, что он откроет окна, когда отец будет купаться.
Этот старик был безумен, но он отлично понимал, что говорит проклятия. Он говорил их исподтишка, воровито поглядывая на меня. Уже вскоре он сказал нечто, прояснившее его душевное состояние. «Ты пришёл, чтобы украсть у меня что-то», – сказал старик, «но я слежу за всем, так что у тебя ничего не получится!». Теперь я понял, что проклятия, закрывание окон и страх, от которого он прятался в ворохе одеял являются звеньями цепи навязчивых мыслей о деньгах и имуществе. Парадоксально, но прячась под одеялами, этот старик чувствовал себя дозорным.
Кто-то из домашних за время купания старика высыпал во дворе просо, и теперь куры и петух были очень заняты. Сталкиваясь и кудахча, они уже не обратили внимание ни на то, как я появился во дворе, ни на то, как я сел на велосипед и уехал.
